Дневник путешествия Джона Кэстля
Дневник путешествия Джона Кэстля, предпринятого летом 1736 г. «из Оренбурга к Абул Гейеру, хану Киргиз-Кайсак Татарской орды…» долгое время после выхода в свет (1784) по различным причинам оставался вне поля зрения казахских исследователей. Мы предлагаем вам, уважаемый читатель, выдержки из этого дневника, открывающего удивительный мир людей и историй, увиденный глазами путешественника-иностранца. При чтении дневника, конечно, следует иметь в виду, что текст его написан европейцем в XVIII в., незнакомым с обычаями народа и потому, порой, с явным недоумением относящий к увиденному.
Пир
Хан устроил в мою честь большой пир, на который были приглашены знатные люди из всех трех орд. Я уже довольно долго жил у них, но выбор пал на этот день, потому что наступило новолуние, и именно в это время они предпринимают что-то важное. Теперь я понял, почему кто-то из старейшин хана расспрашивал меня как человека, якобы все знающего и понимающего, о фазах луны, и когда можно ожидать новолуния. Про себя я посмеялся тогда, удивляясь тому, что они не понимают очевидных вещей: для них важны только полярная звезда и деление мира на четыре части. Никто из них, кроме абуйсов, ученых мужей, не умеет читать и писать. Праздник начался с того, что они попросили Бога помочь им сохранить вечную верность Ее имп. вел. После этой церемонии начался пир, в течении которого были съедены две лошади и восемь баранов, и выпито очень много кумыса. В мой шатер принесли немного мелко нарезанной конины. В честь праздника хан назначил в качестве награды новое платье тому из молодых людей, кто первым доскачет на лошади до определенной цели. Приз получил мальчик 12 лет. После пира хан послал за мной большую свиту своих людей, и когда я пришел к нему, то увидел, что все присутствующие, в том числе и гости, были пьяны. Но, не смотря на это, они в моем присутствии специально пили мисочку за мисочкой кумыса за благополучие Ее имп. Вел., за здоровье сватского советника Ивана Кирилова и полковника Тевкелева. Они хотели и меня же довести до такого же состояния, но я постарался отступить с достоинством.
Когда я возвращался в свой шатер, калмыцский посланник, судя по интонации, отпустил мне комплименты на своем языке. Киргизы не захотели перевести его слова, а может быть, им это запретили, поэтому я не смог ответить этому человеку. Ближе в вечеру изъявили желание встретиться со мной сестры Ерали Султана. В след за своими слугами они вошли в мой шатер и в качестве подарка передали кислое овечье молоко. У них была одна единственная просьба: чтобы я передал привет их брату в Оренбурге и кланялся от них статскому советнику. Старшей из барышень было 7 лет, а младшей – 3 или 4 года. Я подарил им несколько сот иголок и другую мелочь и, когда они ушли, лег спать. Но от голода заснуть не удавалось. На просьбу накормить меня хан ответил, что ничего не осталось, так как старейшины, а было их около 500, все съели.
Так получилось, что я, ради кого был устроен весь этот пир, ушел с него голодный.
Подарок
Хан спросил меня, как я поеду обратно – прямо на Оренбург или через Сакмару? Я ответил, что поеду самым коротким и безопасным путем к статскому советнику Ивану Кирилову. Тут хан начал жаловаться, что комендант Оренбурга запретил ему кочевать со своими людьми вниз по реке Орь; он поэтому не знает что делать, и у него нет иного выхода, как возвращаться назад. Но мне-то было хорошо известно, что киргизы из-за кормов и топлива вынуждены передвигаться со своими отарами вдоль рек – вся остальная их земля состоит из пустынь, и я ответил ему, что Оренбург специально построен для них как место, где можно торговать. Слова подполковника надо поэтому понимать как проявление заботы о подножном корме для лошадей расквартированных в Оренбурге солдат, и хану следует двигаться дальше, чтобы на пастбищах оставалась трава. Хан меня хорошо понял и сказал, смеясь: «Ты честный мужчина и говоришь правду, как статский советник Иван Кирилов». Его старейшины повторили его слова и все вместе, включая Мурзу, выпили за мое здоровье. Я тоже выпил бы с ними, если б мой голодный желудок это позволил, или если бы было чем-нибудь закусить. Они целый день не кормили меня, только прошлой ночью принесли миску с конским жиром, который у киргизов считается большим деликатесом. Они способны съедать его по 3-4 фунта. Этот жир вызывает у них сильно потоотделение и положительно влияет на процесс пищеварения, что весьма кстати при питании только кониной. Но я этот жир есть не смог и отдал охранявшим меня киргизам. Те съели его с большим удовольствием. Ранним утром знакомый мне молодой киргиз принес мешочек с сухим овечьим молоком, которое я охотно принял и сразу начал есть, чтобы восстановить свои потерянные от голода силы. Этот человек хотел, очевидно, отблагодарить меня за то, что его и еще несколько других киргизов я во время визита к башкирам в марте 1736 года освободил из плена, в котором они оказались, попав в Оральских торгах в руки башкирских татар, когда вместе с киргизами послом Бей Джан Беем направлялись в Россию. Они отрекомендовали меня киргизской нации как человека, достойного уважения. Он подарил мне также готовальню в футляре, полагая, что имеющий там циркуль заменит мне вилку. Где-то он слышал, что в Европе люди едят не пальцами, а пользуются за столом каким-то прибором. Ему казалось, что сделал мне большой подарок, но в то же время он смеялся, говоря, что киргизы счастливее европейцев, так как не должны привыкать к таким приборам, а могут есть пальцами. Я не стал с ним спорить, лишь поинтересовался от куда у него эти «вилки», в ответ он перечислил ряд своих подвигов, среди которых было и нападение на богатый русский караван несколько лет назад. Как часть добычи Господь ниспослал в его руки этот футляр с готовальней. Начальником каравана был тогда, кажется, полковник Гербер. Я принял подарок с удовольствием и подкрепился сухим молоком, оно показалось вкусным по сравнению с кореньями, которыми я пребывал питаться, но из-за горечи не смог их глотать. Должен заметить, что от сухого овечьего молока чувство сытости никак не проходило. Так что я был не на шутки озабочен состоянием своего желудка, но ничего не мог поделать, ведь за деньги здесь ничего не купишь, да и хан обиделся бы. Но радостное известие о том, что на следующий день мы двинемся дальше, заставило меня забыть о голоде.
Ночной визит
Орда кочевала в сторону реки Орь; на обед меня пригласил Бостаби, а Теберде предоставил на ночь свой шатер. Здесь я удостоился странной чести: вопреки всем местным обычаям пришли, когда я уже лег и почти заснул, две не совсем молодые девушки: одна – калмычка, а другая – красивая татарка. Они запросто разделись при свете сальной свечи и начали мыться с головы до ног. Я сделал вид, что это мне не интересно, и даже заснул. Но девушек это не смутило, они без приглашения залезли ко мне под одеяло. Я спал крепко и ничего не чувствовал, но утром, проснувшись, испугался, когда обнаружил девушек рядом – одну перед собой, а другую – позади. В завершении приключения я быстро смылся из шатра, но потом страдал от того, что мой хозяин Теберде посмеивался надо мной. В свое оправдание мне оставалась лишь сказать, что моя религия таких вещей не допускает.
Проводы
Теберде пригласил меня зайти к нему в юрту. Он просил извиниться хана за то, что надолго меня задержал, и ничего не говорить об этом статскому советнику. Он подарил мне 9 волчьих шкур, а моему переводчику – 4 шкуры корсаков, или степных лис, и одну лисью шкуру. В 9 часов прислал за мной хан, и, когда я пришел, он и его старший сын уже сидели на конях. Хан отвел меня в сторону и просил передать статскому советнику, что он хотел бы иметь в Оренбурге жилье, что он намерен отдать всех своих сыновей на службу Ее имп. Вел. и что ему не понадобиться возле себя столько людей, сколько полагалось и разрешалось бы. Он надеялся, что таким образом получит возможность не только лучше держать своих людей в узде и урезать немножко слишком большую их свободу, но и стать незаменимым для Ее ими. вел., тем более, что он намеревается уговорить своих соседей, хивинцев и бухарцев, подчиниться Ее имп. вел. Они последуют его примеру и очень быстро перейдут под российский скипетр, когда увидят, как хану удается держать своих людей. Хан просил меня как можно скорее полковнику Тевкелеву, который уже в курсе дел, и статскому советнику. Кроме того, он сказал, что хотел бы иметь портрет Ее имп, вел., с помощью которого надеялся повлиять на своих людей в хорошем смысле, просил написать портрет своей жены и предложил мне поехать в качестве его посла в Бухарию; он проникся ко мне большим доверием и думает, что я лучше и более умело, что кто-либо, смогу представлять там интересы Российской империи, а таким образом и его, как я это доказал во время своего пребывания у них к большому удовлетворению его людей. Я поблагодарил хана и просил извинить меня за то, что такое большое и важное поручение не могу принять без разрешения моего начальства и поэтому должен сперва поехать к нему. Я пообещал выполнить все его просьбы, и даже те из них, ради которых мне придется возвращаться сюда. Хан после этого пожаловался, что он не богат, так как вынужден отдавать все недовольным и поэтому самым беспокойным из своих людей, которых он таким образом держит в повиновении. После беседы хан попрощался со мной, подарив мне лучшего своего коня, о котором я уже писал, что во время охоты он догоняет диких коз. Впоследствии башкиры три раза крали эту лошадь, но каждый раз она возвращалась ко мне, пока не погибла от полученных ранений. Хан подарил мне, кроме того, 30 шкур корсаков и 6 лисьих, а моим переводчикам – по одной лошади и 6 шкур корсаков. Вместе со старейшинами он проводил нас на расстоянии двух верст, а его брат и старший сын – на расстоянии пяти верст. По дороге я выстрелил в воздух из своих пистолетов, и это им очень понравилось, ведь они еще не видели, как стреляет немецкое оружие. Было около 9 часов утра, когда я, сопровождаемый посланцами всех трех орд, начал свой путь на северо-северо-запад, обратно в Россию.
Волнительные известия
Рано утром 5 июля меня пригласил на обед Куттел Махометсин Гуссел Джагхолд, обещая накормить русским блюдом, чем возбудил мое крайнее любопытство. Но, приехав к нему, я увидел всего-навсего их простой так называемый бишпармак, или мелко нарезанную конину, только на этот раз заправленную солью. На обеде присутствовал Курпе Нарден, которого все считали умным человеком. Он подарил мне кусок старого войлока, чем очень меня обрадовал, ведь я ночью от холода не мог спать. Около девяти утра я отправился в путь и опять ехал мимо большого скопления юрт. Почти из всех выходили люди и давали сопровождающим меня киргизам что-нибудь съестное. Наш адъютант, или гесаул, Калбек для укрепления своего авторитета начал работать плетью, заставляя людей вынести нам из юрт побольше продуктов на дорогу. Но его не так поняли и отогнали. Пришлось брать его под защиту, и тогда преследователи вежливо попросили у меня прощенья. Калбек вел себя со мной очень искренне, по росту ему бы стать прусским гвардейцем, но телосложение его служило живым отображением наших дорогих времен: тело казалось состоящим из одних костей, кожи на нем было так мало, что даже не хватало, чтобы закрыть зубы. Но при всем том он был очень проворным адъютантом. Когда все юрты остались позади, мы сделали привал на берегу одного соленого озера. К нам подходили отдельные семьи и взволнованно сообщали о неких людях, которых видели. А к вечеру прошел слух, что сын Алтара, по имени Мизер находится недалеко в степи с группой из 2000 башкир, которые подчиняются мятежнику Килмеку и хотят объединиться с киргизами. Я испугался не на шутку и потребовал от сопровождающих меня киргизов вернуться к хану Абул Гейеру. Но они заверили, что их хан сделает все для того, чтобы задержать этих людей. Мы еще говорили, когда к нам приблизились на хромающих лошадях 12 молодых киргизов с бледными и испуганными лицами. Я велел узнать причину их состояния, и они ответили, что сами не знают, что произошло и где они находятся, на реке Яик или на реке Орь, и кто так внезапно напал на них. В подтверждение своих слов они предъявили шкуру убитой лошади и куски оставшегося мяса. Продолжая их расспрашивать, я получил достоверные сведения о том, что из орды Джамбека исчезли 88 человек и из другой орды – 80; пока оставалось неясным, куда эти люди подались – в Оренбург или к башкирам. Я дал молодым киргизам, по их просьбе, немного табака и несколько иголок. Из событий этого вечера я без труда заключил, что намечавшееся объединение Килмека и его башкир с киргизами было вполне осуществимо, но почему-то не состоялось. Позже я узнал, что те 88 человек от Джамбек Батура и 80 из другой орды направились в сторону Оренбурга, но там их разогнали русские казаки. Таким образом, я могу смело утверждать, что претендуя на славу, что в очень удачное время поехал к хану и помог предотвратить объединение всех орд с башкирами.
Приготовление обеда
Мы покинули Берег соленого озера и направились на север. По дороге посол Бейбек высказал свое мнение о причине неудавшегося объединения: в этом регионе все друг друга боятся. Ближе к обеду мы убили безоаровую козу, я имею основание так ее назвать, поскольку в разным естественно-научных собраниях как в Англии, так и в Голландии я уже видел кости и скелеты коз. Мои спутники сказали мне, что иногда в этих козах можно найти камни неизвестного назначения. За неимением дров мясо жарили на конском навозе. Когда удалось найти немножко болотной воды. Мы нарезали мясо, сложили в деревянную посудину, которая заменила нам котел, залили водой, покрыли раскаленными камнями и таким образом сварили до готовности. Эту пищу мне подавали как большой деликатес.
Необычный напиток
Не могу не заметить, что киргизы не пьют какую попало воду, если обстоятельства не принуждают к тому. Поэтому у них всегда с собой овечий сыр, очень сухой и по форме напоминающий русские бобы. Несколько кусочков сыра они помещают в специальный сосуд, изготовленный из кожи верхней части конской ноги, причем дно сосуда состоит из той части кожи, которая ближе к бедру, а горлышко – из той, что ближе к колену, поэтому оно суживается. Сыр еще дома заливают водой, и закупоривают сосуд травой. Каждый киргиз прикрепляет такую фляжку к седлу, и, перемешиваясь с водой, сыр размягчается и от тряски превращается в жидкую массу. Она не только утоляет жажду, но и питательна. Однако прежде чем ее пить, нодо снять сверху слой образовавшегося масла, который считается большим деликатесом и предлагается уважаемому человеку.
Пленник
11 июля я убил одним выстрелом неизвестного мне зверя, похожего на сурка. Когда я разделывал его, заметил группу людей, которые нас только что увидели, как и мы их. Они быстро удалялись, кроме одного. Он показался мне башкиром. При себе имел лук, стрелы, саблю, огниво и удочку. Я даже узнал его, он был из племени Тангаур, и я не только видел его прошлой зимой у башкир, а даже записал имя в свою записную книжку: его звали Бейхоша. Я взял его в плен только после того, как он выпустил в меня все свои 30 стрел, а я ранил его лошадь в голову, чуть выше глаза. Она поэтому не смогла ускакать, и он побросал свое имущество и сдался, когда приблизились мои киргизы.
В этой местности оказалось много змей. Одну я убил и измерил: в ее длине моя ступня поместилась 12 раз. Воздух был сегодня холодный, шел сильный дождь.
Погода оставалось неприятной, что меня не устраивало, так как я не был одет соответственно. Мои люди увидели башкир и попросили меня держать ружье наготове. Мы стали преследовать башкир, но не смогли догнать. Наш пленник попытался удрать к своим, но его раненая лошадь была не в состоянии быстро бежать и, кроме того, выдала его своим громким ржанием. В это день мы выехали к широкой и быстротекущей реке. Киргизы хотели переправляться через нее, но я взглянул на вою карту и заметил, что выше по течению мы ее уже переплыли. Я распорядился готовиться к ночлегу.
Продолжение следует …
